Красногорск Online

Накануне нового 2010 года красногорской поэтессе Маргарите Васильевне Ногтевой вручили  памятный диплом  и медаль «55 лет Московской городской организации Союза писателей России. 1954-2009гг». Говоря «красногорской поэтессе» я имею в виду только ее местожительства, поскольку Маргарита Васильевна известна далеко за пределами Красногорска. Она автор нескольких поэтических сборников, а также публицистических книг   и многочисленных статей,  исследовательница старинной усадьбы «Знаменское – Губайлово», связанной с поэтами «серебряного века».

Но героями  ее недавно  вышедшей книг и «Самоцветы железного столетия»  действительно стали  многие красногорцы, вписанные в историю даже не Красногорска, а человечества, с характерным для Маргариты Ногтевой  умением увидеть  в бытовых событиях  бытие, а в обычных людях – эпических героев.

В начале нового года мы  побывали в гостях у поэтессы.

 - Маргарита  Васильевна,  годы 1954-2009 для писательской организации –  серьезный временной отрезок  ее деятельности. А для Вас?

- Это 55 лет моей творческой деятельности. Именно в 1954 году я, окончив школу, поступила в Горьковский университет. Мне было 17 лет, и мне было абсолютно ясно, что я буду поэтом, хотя  я никому об этом не говорила. В том же году была основана и Московская писательская организация. И вся моя сознательная писательская  жизнь укладывается в эти рамки.

 Где-то,  почти  в начале, Вашего творческого пути Вы познакомились с  Анной Ахматовой?

- Это было в 1965 году. Мы с Лазарем Шерешевским, поэтом и моим мужем, « рванули» в Ленинград,  чтобы познакомиться с Анной Ахматовой.  План был дерзкий и отважный – просто прийти в гости и познакомиться с великой поэтессой, которой  в конце 1964 года была  присуждена одна из крупнейших премий Италии «Этна Таормина». Мы были тогда сравнительно молоды и самоуверенны и еще могли себе позволить этот шаг.

Были ранние вечерние сумерки, продуваемые влажным снеж­ным ветром, когда мы оказалась на Петроградской стороне - в центре ули­цы Ленина, перед громадным каменным домом.

Тяжелые двери подъезда, выложенная кафелем лестница, проле­ты гулких этажей, лифт... Не без волнения нажимаем кнопку звонка...

Дверь открыл стройный молодой человек в черном костюме и любезно пропустил нас в переднюю. Мы объяснили цель нашего прихода.

Одну минуточку, - он скрылся в глубине большой мрачнова­той квартиры, в которой как бы остановился бег времени. Прихожая, освещенная тусклым желтым светом. Простота, аскетизм во всем... А за стеной - голос, глуховатый, низкий, грудной и очень спокойный, уверенный. Голос Анны Ахматовой...

-  Пустота... Летите, в звезды врезываясь...

Это она кому-то читала стихи... Потом донеслись обрывки пере­говоров (это уже про нас):

- Ну, что же... Подайте халат... Я приму...

Она вышла к нам медлительной величественной походкой. Я пожала протянутую мне изящную пухлую руку, спутник мой, пользуясь старинным мужским преимуществом, эту руку поцеловал. Анна Андреевна была такой и одновременно не такой, какой я ее се­бе представляла. Величавая, убеленная благородными сединами, с тем четким классическим профилем, который современники срав­нивали с античной камеей... Крылатый разлет бровей. Высокий лоб. Крупный волевой подбородок... Одета она была в светло-серое цвета балтийской волны платье. На шее крупные темные бусы. На плечи поверх платья был накинут долгополый халат на красной подкладке - даже не халат, а мантия, придающая всему облику прославленной поэтессы торжественность, горделивость...

Она  прочитала мои стихи – чтобы ее не утомлять я выбрала несколько стихотворений,  иногда прерывая чтение одобряющими замечаниями.

Тогда же мы познакомились с еще одним замечательным  человеком Борисом Тайгиным. Если просто Борис Тайгин -  основатель самиздата, а также поэт и коллекционер музыки. В его доме  на Васильевском острове я впервые увидела рукописный текст  Бродского… Он дружил с  Николаем Рубцовым, издал его первую  книгу стихов тиражом в 7 экземпляров, с которой Рубцов и поступил в Литинститут.

После перестройки Тайгин официально зарегистрировал свое издательство «Бэ-Та». А в 1965 году именно он сделал мой первый, тоже самиздатовский,  сборник стихов «На речных наречьях» - несколько экземпляров. Сейчас трудно представить состояние той торжествующей радости, которую мне доставила эта книжечка! С Борисом Тайгиным мы долго дружили – он умер в 2008 году.

 Маргарита Васильевна, над чем Вы сейчас работаете?

-В конце прошлого года подписала договор на работу длиною, примерно, в 1,5 года в рамках большой  серии «Библиотека поэта». Это издание двухтомника Бориса Слуцкого. У меня хранится несколько тетрадей со стихами из архива Слуцкого с его автографом.

 Готовится большая книга о Лазаре Шерешевском, над которой мы работаем вместе с Владимиром Гальпериным, ученым, поэтом, бардом, автором нескольких сборников прозы, стихов и песен.

Лазарь Вениаминович Шерешевский (1926-2008) поэт, большой мастер стихотворного перевода, литературовед, человек очень высокой культуры.  На его долю выпала нелегкая судьба: расстрел отца в 1938 году, война, арест по сфабрикованному делу, сталинские лагеря, ссылка на полуостров Ямал. Но даже там, за Полярным кругом, будучи отнюдь не свободным человеком, он продолжал писать стихи, переводить ненецких поэтов.  Он  просто покорил Гальперина, который в последние годы часто приезжал к нему, они общались. В итоге Гальперин попросил разрешения привозить с собой диктофон и записывать все, что говорил Шерешевский. Из этих записей и моих воспоминаний  рождается книга.  Мы с Гальпериным работаем как два поезда: один выходит из Ленинграда, другой из Москвы. Где-то они встречаются. И там, где они встречаются,   происходит совместная доработка этой книги.

Тем более что, у меня долгое время лежала  пожелтевшая школьная тетрадка с поэмой Лазаря Шерешевского «Крылатый джаз». Это единственный оригинальный экземпляр этой поэмы. Тетрадь он мне отдал  еще в 1966 году; «Храни…». Теперь я ее заново перечитала.

Лазарь Шерешевский, арестованный по 58-й статье по этапу переброшен был на строительство "Мертвой дороги", т.е. на 501 стройку, находя­щуюся в ведении СУЛЖДС (Северного управления лагерей железнодорожного строительства). Был направлен в КВЧ, и дальнейшая его подневольная рабо­та  напрямую связана с "крепостным" театром ГУЛАГа, который к моменту появления подконвойного поэта готовил­ся отметить свое пятилетие, объединив лучшие артистичес­кие силы страны, оказавшиеся за колючей проволокой по разному поводу, а чаще всего без  повода. Сейчас ис­тория гулаговского театра - предмет пристального интереса историков не только нашей страны, но главным образом за­рубежных, посвятивших данному вопросу монографии, дис­сертации, конференции (например, в Женеве несколько лет назад).

Среди феноменов театрально-концертной деятельности ГУЛАГа был джаз-оркестр, созданный из подневольных музыкантов и певцов композитором Зиновием Бинкиным. Правда, официально он именовался "эстрадным коллективом", так как джаз, получивший распространение за рубежом, был при­знан буржуазным, враждебным советскому человеку явлением, осо­бенно после пресловутого доклада Жданова. Эстрадный кол­лектив под управлением Бинкина обслуживал колонны, ра­ботающие в нечеловеческих условиях и в труднодоступных местах.

Так, в конце 1948 года ансамбль был доставлен в Новый порт, где сооружалась насыпь будущего железнодорожного полотна Новый порт - Мыс Каменный. Гастроли были рас­считаны на две недели, но из-за гибели самолета, посланно­го за артистами, гастроли затянулись до марта 1949 года.

Зимовка в Арктике навсегда породнила поэта Шерешевского с теми, с кем пришлось ему разделять суровые испытания судьбы.

В 2008 оду я побывала за Полярным кругом, в тех местах, вдохнула тот же воздух, многое пережила эмоционально, передала пожелтевшую тетрадь в музей Салехарда – там она должна быть. А железную дорогу, кстати, сейчас достраивают.

Недавно вышел мой сборник «Самоцветы железного столетия»- он продается в Москве в лавке писателей на Кузнецком мосту. Решила переиздать и свою первую книжку стихов «На речных наречьях». В 2010 году книжечка выйдет небольшим тиражом. После выхода устрою ее презентацию.

Татьяна Чебыкина